Биополитическое всё

Даже грусть и лапки

Привет, это сверхновая. 

Массовая вакцинация, стерилизация бездомных животных, политически мотивированные преследования с конкретным воздействием на тела (пытки, многочасовые допросы, электронные браслеты), наши милые общественные сады — все это биополитика в том наиболее корректном в современной академии смысле — междисциплинарном и флюидном. А также: работа с незащищенными группами (бездомные, люди с инвалидностью), (не)допустимость эвтаназии, абортов и прочие проблемы медэтики, (бес)человечные образовательные практики в госучреждениях, материнский капитал. Все эти явления так или иначе задевают тела  — наши человеческие или других организмов. Это письмо о том, какая биополитика, помимо коронавирусной, происходит с нами прямо сейчас.

О том, как правительства разных государств отслеживали состояние здоровья (или не только) своих граждан во время пандемии COVID-19 писала шеф-редакторка сверхновой Оля Дерюгина в нашей дайджест-рассылке. 

Путинское коллективное тело 

Мы живем в России и каждый день сталкиваемся с биополитическим воздействием. Политолог и публицист Сергей Медведев рассказывает, как население России превращается в один из ресурсов выживания политического режима в условиях санкций и конфронтации с внешним миром, объясняет, как на разных уровнях устроена аннексия российским государством человеческого тела и пытается проанализировать, зачем это все с нами проделывают вот уже почти 10 лет. 

Вот лишь несколько примеров, о которых пишет Медведев:

• Допинг-скандал на олимпиаде в Сочи с участием российских спортсменов, который спровоцировала фееричная государственно одобренная схема с участием ФСБ:
  
  Это тоже была разновидность биополитики, хотя и не новая, обкатанная десятилетиями фармакологической практики советской спортивной машины, — тела спортсменов были, по сути, лишены субъектности, отданы в распоряжение государства и превращены в лабораторные объекты для достижения максимальной символической эффективности — итоговой победы России в медальном зачете…
  

• Законодательное ограничение ЛГБТК-повестки, преследование ЛГБТК-людей
  
  … в июне 2013-го Госдума приняла дискриминационный закон о «пропаганде нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних», стигматизирующий и фактически криминализующий гомосексуальность (также был внесен, но отклонен законопроект о лишении представителей ЛГБТ родительских прав); тем же летом Дмитрий Киселев выступил в своей программе с пламенным призывом «сжигать сердца геев и развеивать пепел по ветру»...
  

• Полицейское насилие, пытки, применение химического оружия

  На биополитику власти, а также на риторические обещания высших чиновников «размазать печень демонстрантов по асфальту» (Дмитрий Песков) или превратить ведущего оппозиционера в «сочную отбивную» (Виктор Золотов) рядовые исполнители отвечают анатомополитикой насилия (по Фуко — сила, направленная не на коллективное, а на индивидуальное тело — прим. ред.), избыточной и показательной расправой. 

Биополитическая грусть

Феминистский дискурс тесно связан с телесностью. Фем-исследовательницы и активистки по всему миру рефлексируют насчет отношений между женским телом и государством, объективации, телесной несвободы, обусловленной иерархией в семейных, корпоративных, дружеских и сексуальных отношениях. Мы привыкли думать о фем-активистках как о бодрых, в целом успешных, продуктивных женщинах, которые свой телесный импульс посылают вовне. Художница из Лос-Анджелеса Одри Уоллен не соглашается с таким образом и предлагает Sad Girl Theory. 

Участница комьюнити-чата СОЮЗ и редакторка издания moloko plus Катя Александрова рассказывает об Одри:

Художница Одри Уоллен считает, что параллельно с эмпауэрментом также развивался и другой паттерн, которому до сих пор отказывают в праве на существование. Уоллен спорит: женская грусть — тоже реакция в ответ на угнетение и тоже сопротивление, возможно, даже более радикальное, чем восхваленный либеральным феминизмом образ успешной продуктивной girlboss, как бы намекающий: если ты несчастна — ты просто не смогла правильно эмансипироваться.

Силу меланхолии Уоллен видит в возвращении себе власти над телом и идентичностью и в объединении женщин на основе общего мироощущения и общих платформ выражения эмоций — соцсетей.

Одна из художественных форм, которую использует Уоллен, — воссоздание классических сюжетов в форме инстаграм-фото. Она помещает обнаженную себя в условное пространство картины, однако это не просто переодевание (или раздевание) — это возвращение себя себе. Уоллен — художница, а не муза, ее фото лишены «мужского взгляда». 

Также в своих работах (например, в эссе The Woman in Bed: Bio-power, Girlhood, and the Comatose Body) Уоллен исследует феномен спящего женского тела: как объекта искусства и объекта сексуализированного насилия. Она обращается к Фуко, Агамбену и к распространенному кейсу насилия с использованием снотворных, чтобы показать, что женское тело, находящееся в (полу)сне исключается вообще, в отличие от тела насильника — таким образом утверждающего свою гражданственность и власть. Уоллен снова возвращается к главной мысли Sad Girl Theory:

Полусидящее тело девушки не находится в состоянии покоя. Она ​​трудится во имя общества, которое ее исключает, она переживает невыразимое насилие, она мечтает о другом способе жизни.

У нас лапки (и листочки)

В противовес антропоцентричным идеям, авторы книги Zoopolis: A Political Theory of Animal Rights Уилл Кимлик и Сью Дональдсон напоминают, что биополитические решения касаются не только людей, и пишут о политической субъектности животных — диких, одомашненных и «пограничных» (liminal animals) — живущих на границах населённых пунктов, но при этом сохраняющих относительную автономию (в России такими можно считать ежей или лесных птиц).

Авторы книги адаптируют концепты, традиционно относящиеся к человеческому обществу (колониальность, суверенитет личности и сообществ, гражданственность и т.п.) к животному миру. Исследователи ясно проговаривают, что это не то же самое, но все же считают: использование таких категорий поможет перестроить уже изжившую себя стратегию «защиты животных» и стремиться к новым формам равного, эмпатичного, справедливого сожительства людей и зверей.

Мы считаем, что животных следует рассматривать как граждан в их собственных суверенных сообществах и мы должны выполнять перед ними обязательства на основе норм международного правосудия, в том числе уважать их территорию и автономию. 

Чтобы предельно заострить историю с не-человеческой биополитикой можно вспомнить кейс сингапурского парка Gardens by the Bay. В 2005 году премьер-министр Сингапура предложил добавить в городское пространство флоры и фауны для более комфортной жизни горожан. В итоге три сада на набережной Gardens by the Bay с разными климатическими условиями и ландшафтом стали домом для многих растений и животных. Они наконец смогли найти себе место в городе — и таким образом на равных правах с гражданами-людьми претендовать на городское пространство. 

Gardens by the Bay. Cloud Forest. Фото: сайт Gardens by the Bay

То, что невозможно пересказать коротко

В определенном настроении советуем прочитать текст Русский космизм: биополитика бессмертия. Это эссе Бориса Гройса, предваряющее антологию текстов отечественных биоутопистов (Николай Федоров, Александр Святогор, Константин Циолковский, Валериан Муравьев и Александр Богданов).

Пожалуйста, берегите свои тела!

Вами писала Ксюша

---

supernova.is | Telegram | Instagram | Twitter | Вконтакте